20th WCP: >Автономия и теономия

AБCTPAKT: Статья возвращается к традиции русской религиозной философской мысли, прерванной и преданной забвению в течение более 70-ти лет. Ставя задачу трансформации автономии в теономию, мы обращаемся к идеям И.А.Ильина, С.А. Левицкого, Б.П.Вышеславцева, С.Л.Франка, В.В.Зеньковского. Христианский образ философствования на базе нравственной основы видится в перспективе встречи философии и религии, автономии и теономии и в синтезе религиозно-философского опыта. Переход от акта вдохновения к акту философскому и наоборот - синтетическая задача такого философствования, основанная на причастности к вдохновению религиозно-поэтической философии. Выйдя на определение Премудрости как медиума религии, философии и поэзии, могущей быть обобщающей идеей встречи, мы определяем их различие и возможный синтез на базе нравственной философии. Для религиозно-философского сознания эта задача будет выглядеть как попытка дать альтернативу самодостаточному мышлению, вырвать его из "зазеркалья" автономной отточенности, координации и инерции, из безосновности, оторванности от экзистенциальных и религиозных основ, напоминая, что древнейшее питание философии было религиозным, нравственным. Русская религиозная философия всегда указывала на неразрывность этики, морали с онтологией, основания которой изначально религиозны. Поэтому встреча автономии и теономии должна происходить на базе нравственной основы философии. Принятие ответственности за философский акт должно стать необходимым стремлением философа. Современная социокультурная ситуация диалога требует этого.

Теономность как образ философствования есть особый религиозно-философский акт мысли, основанный на субъективном осознании собственной недостаточности (смирении) и религиозном вдохновении, выражаемый посредством творчески эксплицируемой интуиции. Теономность - ключ к раскрытию философского акта и неотделима от него, подобно основанию. Она выступает как деятельное понимание Божественного Закона и Божественной данности в символах и образах Премудрости, как сама действительность.

Теономность Христоцентрична. Источником полноты мудрости она полагает Личность Богочеловека Иисуса Христа. Этим обусловлена религиозная интенциональность теономии в философию. В основе теономного образа философствования положена идея вдохновения, по причастности к которому существует и раскрывается философский акт. Переход от акта вдохновения к философскому акту, осуществляемый медиумом мудрости, выступает как органически-цельный, живой и синтетический. Синтетичное мышление, живая органика определяет подобный акт теономного мышления.

Цельный философский христианский опыт теономной диалектики имеет в своей основе глубокую интеллектуальную интуицию, основанную на вере (Откровении) и стремящуюся к полноте смысла. Теономная диалектика, в основе которой - «нераздельно-неслиянное» двуединство, подчеркивает неповторимый замысел, индивидуальность каждой личности, где, по выражению Е.Трубецкого, «другой должен стать другом», без умаления личностной и индивидуальной свободы, а, наоборот, способствуя ей. Интуитивным фоном здесь выступает «непостижимое», заставляющее внимать нас, озаряться в присутствии бесконечности. Данное «озаряет» нас вниманием к нему в бесконечности созерцания. В глубине «зова и отклика»(1) проявляется отзвук «непостижимого» в нас, заявляя своим присутствием. Диалектическая фонология - один из необходимых пунктов диалектического движения, течения мысли и созерцания, здесь все - единство, едина фонология «всего во всем», едино взаимопроницание «всего во всем», именуемое вселюбовью. Теономный образ философствования основан на вдохновении как основе философского акта. Систематизация и «выковывание» вдохновенного зрения составляет задачу теономного мышления. Творческое раскрытие, оформление диалектической категориальности этого опыта разрабатывается русской религиозной философией.

Таков теономный образ философствования. Во всеединстве от окраин мира мы собираемся к центру не механически, а органически. Божественный Закон надрефлективен. Теономия исходит из неполноты человеческого мышления. Автономия самодостаточна и самоутвердительна в своем «снятии с сохранением». Каждый ее шаг преследует цель сохранения гаранта, коим выступает само мышление, его автономии и незыблемости. В качестве гаранта здесь выступает не только разум, но и всевозможные лингвизмы, антропоморфизмы, гносеологизмы, такие, как воля, трансцедентальный или абсолютный субъект. Во-первых, автономный принцип мышления считается замкнутым, вследствие ограниченности исходных установок, поскольку природа разума не самодостаточна, не всесильна и не является гарантом истинности мышления. Во-вторых, автономное обособление разума ведет к разрыву самой экзистенции человека, разрушает гармонию ума и души. Противополагая себя автономному мышлению, теономия «выковывает» свой предметный опыт.

Дойдя до антиномичности, мы подходим к внутреннему синтезу. Этот синтез - в Слове жизни, питающем, сохраняющем и преображающем человека и мир. Русская религиозная философия может быть рассмотрена как традиция осмысления такого синтеза, синтеза, отличного от «трансцедентальной схемы», инерции самосохранения мышления и кантовской «вещи в себе». Если и есть гарант, то он - вера в живое Слово, в живой синтез Слова, нежели самоуверенная конструкция мира. «Нераздельно-неслиянный» принцип христианской диалектики , будучи зафиксирован Кантом в «антиномичности» разума, рационализированный впоследствии автономным инерциальным мышлением, привел к идее «абсолютной необходимости и принудительности». Это произошло вследствие замкнутости ума при «непросветленности сердца Абсолютным» (Левицкий). Внося учение о «живом знании», «сердечном знании» русские философы (Киреевский, Ильин) пытались подчеркнуть значимость живого, а не отвлеченного рассудочного знания. Разум без сердца - внешняя необходимость. Разум и сердце - полюса, удерживающие человеческую гармонию и симфонию. Основанием такой гармонии является любовь и ее диалектика, раскрывающаяся в уме и сердце как особый ритм, молитва, мелодия, философствование.

Западная традиция обогатила нас формами, как некогда еврейская мысль обогатила греческую. Теономный способ мышления и образ философствования выступает как метод умозрения и зрения, подчеркивающий самобытность русской религиозно-философской мысли в деле творческого осуществления ее синтеза и «вживления» лучших элементов западных способов философствования в русскую почву, с целью раскрытия ее первичных интуиций и вдохновений. Здесь мы подходим к душевно-духовным движениям любви как связующего принципа диалектики «зова и отклика». «А это значит, что «необходимо возродить настоящую философскую методологию: методологию не в смысле системы отвлеченных правил, и не в смысле гносеологической рефлексии вне отношения к предмету: но в смысле живого описания того, уже пройденного, но еще не проторенного творческого пути, который наверняка ведет к испытанию, увидению и познанию духовного предмета».(2)

Христоцентричное содержание знания есть нечто новое, не вмещающееся в рамки самого мира, не говоря уже о субъекте мысли. Теономный поиск как вопрошание, как открытость к софийному замыслу, есть обращение к вдохновенной Премудрости для обретения духовных смыслов и интуиций. Органическая логика, «цельное знание», «живое знание» берут начало от истока интуиции Откровения. В русле органической логики В.Соловьева и динамики поэтической олицетворенности, мы настаиваем на поэтико-религиозном синтезе образа философствования. Антиномичность разума или невозможность диалектического раскрытия преодолевается Откровением как сверхразумным действием, основанном на Христоцентричности.

Диалектика заповедей есть диалектика раскрытия личности Божественному и в Божественном, есть явленное «новое познание «новой твари». На этом основании зиждется теономная органическо-диалектическая христианская философия. Она не может быть закончена по определению и вследствие органики роста. Она - философия живых органических категорий, совершенствования, где любовь к мудрости есть живой акт вдохновения, обращенности к нему, непосредственно открытое созерцание, рост, прозревание и озарение, где Премудрость выступает как даруемая, как дар разумной твари от Бога ее. Диалектика теономии - диалектика смирения и покаяния, призывания и поиска, органического зрения и роста, преображения и восхождения-нисхождения. Софийные образы диалектики суть сообщения, вдохновения, онтологически укорененные в Абсолютном, символы христианского опыта, явленные в Откровении, оформленные догматически, символически, оформленные жизнью и многообразными проявлениями укорененной онтологичности. Этот мир живет своей поэтической жизнью, как плывет Ноев ковчег на волнах Потопа, от образа к образу при помощи вдохновения, так и мы пытаемся провести слабые платоновские "пещерные тени" аналогий с нашим миром, с его философией, образами, его картиной мира, с его, наконец, категориями и концептуальными каркасами лишенных жизни методологий. Впрочем, мы являемся не противниками методологий, а лишь против отстраненных и выхолощенных автономных схем, механизмов, целенаправленно убивающих поэтический дух. Поэтическое олицетворение Премудрости становится как бы поэтической философией, основанной на вдохновении. .Мудрость же непосредственно соприкасается с идеей нравственной философии . Мудрость очищает и просвещает ум и "сердце." Образ жизни и философствования у нас - схожи. Этим и обуславливается возможность творческого проявления медиумов и раскрытия смыслов в теономном образе философствования.

Философский акт становится видим внутренним зрением как источник вдохновения и самоосуществляется как интуиция и интенция, начинает мыслиться, актуализируется, самоорганизуется на основе поэтики и поэтично облекает сами интуиции, интенции, начинает ликовать в собственном замысле, отстраняясь от всех несоответствий с собой, стремится к полноте самореализации, проявляя свою активность, фокусируясь на образах, символах, раскрывая оптику своего умозрения, открывая мировоззрение как возможность перехода умозрения в поэтическую олицетворенность, и, тем самым, наполняет медиумы потенциалами интуиций и интенций, чтобы впоследствии реализовать их в различных способах философствования.

Источник диалектики и философии - в жажде высшей реальности. На этой основе зреют мысли, разрывается автономия с ее призрачной самодовлеющей замкнутостью, входит удивление...удивление зреет и организуется в философию зрения. В зачатке зерна, удивлением и вниманием распускаются мысли, плавится неподвижное, органически течет сама диалектика мысли. Христианская диалектика вырастает из тяги к Божественному, удивительному, чудесному. Христианская теономная диалектика синергии «зова и отклика» указывает на онтологический статус призыва, зова, вопрошания, жажды правды человека, как на его фундаментальные характеристики, восходящие к «самопревосхождению», «обожению», общению. Органическая теономная христианская диалектика опирается на этику любви, понимая философию как любовь к мудрости. Ошибка автономного способа мышления заключается в отступлении от этики любви, в принципе: «от меня мне, и ко мне», свидетельствующем об эгоцентричной замкнутости. От этого рождается не «самопревосхождение» себя в любви, а самопревозношение себя над другими на основе гордости, тщеславия и других страстей.

Данность бытия интуитивно свидетельствует нам о некоей жертвенности, обуславливающей всякий поиск, подвиг как движение к дарованному. Автономия же замещает его сохранением эгоизма в мире, гарантированном разумом. Жизнь становится оторванной от философствования и свидетельствует о лицемерии и неподлинном бытии разума, разорвавшем связь с живым поиском веры. Поэтому, инерциальное мышление заменяется мышлением вдохновения, вносящим свежую струю жизни в безжизненный мир абстракций, выгибая, выправляя и переплавляя его. В основе же вдохновенного знания лежит любовь. Она есть свободный акт избрания. Ее диалектика раскрывается в уме живым "предметным ритмом" теургии как ритм молитвы, славословия, мелодии, поэзии и философствования. Зрение и умозрение любви поэтично и философично по причастности к вдохновению. Также решается и проблема интерсубьективности. Зрение другого в себе определяется по причастности к духу вдохновения другого, где другой зреет и зрится в этом вдохновении, узнается по плодам его. Автономное мышление не видит другого, так как замкнуто на себе. Другой для него только модель, абстрактный субъект, который нужно соотнести с собой.

Поиск-созерцание, поиск-зов есть характеристика онтологической сути человека, его зрения-роста-раскрытия замысла, его призывания, как его за-данное. Эта за-данность есть «светло озаренная видимая тайна», перед которой необходимо «стояние» с «открытыми глазами»(3), метаноэтическое, синергийное проникновение к источнику даров, уход к дарованному, жертвенному «не» - «сверх», в «мрак» данности, к Богоносному состоянию, где открывается «предсветлый мрак» Дионисия Ареопагита. Лишь при наличии Откровения, данного нам в христианстве, возможно не только равновесие веры и разума, но и новые перспективы «верующего мышления», о чем писал Киреевский. «Расхождение веры и разума не просто законно, но и неизбежно вне Откровения - и только восходя к ступеням «разума Церкви» возможно достигать сочетания веры и разума, возможно достигать их единства - не извне создаваемого, но изнутри светящего своим светом - единства богосознания и миросознания»(4). Христианская диалектика начинается с первой очевидности веры. Через "покаяние" открывается нам "познание истины"(2Тим.2,25).

Итак, знание стало Личностно, Христоцентрично. Его диалектика зиждется на покаянии, открывающем познание истины «освобождающей», «преображающей» всего человека.. Любовь - высший синтез познания, конечная задача познания, по Ильину - это движение духа к предмету, имеющее в виду обнять его любовью и соединиться с ним через эту любовь. Познание совершается внутренней потребностью любви, и именно поэтому «пафос» познания, широта познавательных интересов определяется силой и живой жизнью любви. Любовь одухотворяет познание, расширяет его ареал на основе взаимообщения, синергии, «обожения». В ее свете человек рождается к новой жизни, свободно приобщается «покаянным» обновленным умом единосущному человечеству во Христе и расширяет горизонты гнозиса через любовь и в любви.

"Философия, согласно Гегелю, есть культивирование религиозного содержания, но в иной форме, в форме систематического опыта и разумного, очевидного, адекватного, мыслящего познания. Вот почему еще древние философы наследовали от религии, вместе с предметом идею очищения души, а история превратила ее в глубокую и утонченную традицию...",- писал Ильин(5). Мы осознаем понятие «естественного смирения», которое лежит в основе «первой философии» и которое является базой для всей философии вообще, для уяснения очевидного, интуитивно-первого философского акта. Это - естественная теономия, которая указывает нам на первую апофатичность нашей души в простоте веры «Света Христова», как на естественное око души человека, данное ему Богом. Естественная теономия выступает как первичное Богосознание, диалектика которого апофатически уже указывает нам это единство, перво-синтез своей непостижимой потенциальности, природной теономности. "Выразить невыразимое" - диалектическая, поэтико-философская творческая установка скользящей интуиции, образно-символьно-понятийно-мифологически выражающей "нечувственное содержание" «невыразимого», определяемая течением веры, надежды, любви, - задача теономного образа философствования.

Органичность и жизненность теономного образа философствования обусловлена направленностью на вдохновение. Поэтичность же его является олицетворением этой живости, где знание чуждо всякой абстрактно-мертвой, редуцированной в сознании действительности. Автономное мышление воспроизводит только себя, настаивая на самоценности продуктов собственной деятельности. Теономное мышление дает распуститься живому замыслу. Знание здесь не аналитично редуцирует, а синтетично создает почву зерну замысла и живет вместе с ним органически-цельно и гармонично. Познание совершается любовью и радостью на фоне вдохновения, проникаясь его тончайшими энергиями. Теономное знание обращается не к модели, а к самому живому предмету мышления. Это знание одушевляет и одухотворяет свой предмет. И сам предмет зреет и зрится, питаясь этими энергиями, раскрывает себя любовью и радостью. Сам «предметный ритм» образует на ткани души свою картину мира, свою софийную атмосферу, свою категориальную диалектику, свою гамму узоров полноты распустившихся мыслей, которые суть плоды замысла - зерна.

Техничная, рецептурная философия выступает как сила накопленного опыта идей и делает очевидными следствия всех ранее бывших философий, выступая их медиатором. . Техничная мысль, действует методично, логично, рационально, осуществляя внешний синтез. Возникает вопрос об ответственности философской мысли. Внешний аспект теургии в человеческом делании приводит к технической стороне созидания мира и образованию технической цивилизации, где техника как орудие мысли потребляет органическое, а не раскрывает его на основе даровости и дарованности бытия как указателе "самопревосхождения". Синергийное "самопревосхождение" является развитием первично-интуитивной установки сознания по отношению к данности, дарованности бытия, которое всегда больше самого себя, что и является свидетельством апофатической, уставной границы, дарованной человеку. Но если христианское превосхождение себя теономно-синергийно, преображаемо, раскрываемо через Абсолютное Слово, то автономное превосхождение себя, направленное на внешний органическо-потребляющий аспект деятельности, есть самопревозношение себя над природой, из чего вытекает техническо-враждебная природе сторона деятельности, потребительское, а не сотрудническое отношение к ней. Вопрос «как быть?», в этом смысле, свидетельствует о неполном и неподлинном бытии, от которого отталкивается это "как". Сегодня выявляется глобальная опасность автономии, ее враждебность природе. Национализмы, фашизмы и другие «измы» указывают на опасность такой автономной идеологии в социальной сфере. В сфере научной автономия опасна в смысле ее дистанцирования от морали. Харизматическое движение в философиях встреч, диалогов и проектов набирает силу. Этот путь требует не внешнего, а внутреннего единства.

Русская религиозная философия, следуя традиции Православного миропонимания пытается решить вопрос о взаимоотношении автономии и теономии в новом свете. Она указывает на ошибки и уклоны западной философской мысли там, где автономный принцип уводит философию в пространство относительности, безосновности, зыбкости, оторванности от ее экзистенциальных и религиозных основ, напоминая, что древнейшее питание философии было религиозным, нравственным. Русская религиозная философия всегда указывала на неразрывность этики, морали с онтологией, основания которой изначально религиозны. В этом-то и состоит задача теономности, задача разомкнуть и творчески переоформить содержание старой гносеологии, оживить то ценное, что в ней сохранилось. Современный возврат философии к харизматизму - имплицитное ощущение разорванности морали и философии. Философия вдохновения, Откровения, поэтико-религиозная философия - это попытка переосмыслить и переоформить инерциально-оформленный рациональный автономный синтез на путях синтеза теономного, «нераздельно-неслиянного», синергийного, попытка вернуть познание в русло религиозного питания и вдохновения, а философию - к ее истоку. Тогда чистота философского опыта будет определяться чистотою экзистенциальных сил и мысли субъекта и произойдет культурная актуализация религиозно-философских и философско-религиозных образов, где веяния культуры получат жизнь по их причастности к Божественному содержанию, вдохновению. Поэтому встреча автономии и теономии должна происходить на базе нравственной основы философии. Принятие ответственности за философский акт должно стать необходимым стремлением философа. Современная социокультурная ситуация диалога требует этого.

Примечания:

1. См. работу С.С.Хоружего После перерыва. Пути русской философии. СПб: АЛЕТЕЯ, 1994. С.309.

2. Ильин И.А. Религиозная философия // Соч.: В 2т. - М.: Медиум, 1994. Т.2. С.58.

3. Об этом см. у С.Л.Франка Непостижимое //Соч. -М.: Правда, 1990. С. 202, 279, 287.

4. Зеньковский В.В. Основы христианской философии.- М.: Свято-Влад. Братство, 1994. С.42.

5. Ильин И.А. Религиозная философия // Соч.: В 2т. - М.: Медиум, 1994. Т.2. С.39